25 января. Среда. Вчера с 13.30 двор подвергся ракетно-артиллерийско-миномётному обстрелу. Одна мина упала между 48-А и 107-м домами. Результат: вылетели все остававшиеся в окнах стёкла, появилось 8 новых пробоин в газовой трубе. Через один час мы уже починили трубу с помощью резины, «чопов», пластилина и других подсобных средств. Газ в квартиры снова обеспечили, и мама смогла утром приготовить поесть. Керосин заканчивается. В гараже я заготовил 20 литров, но вынести сейчас его оттуда невозможно. Нейтральная полоса проходит так: на улице Батумской и мосту через Сунжу – русские, а по улице имени Левандовского – боевики. Говорят, что гаражи разграблены. 23 числа сосед сходил в гараж и говорит, что мой гараж не вскрыт, но я чувствую, что скоро придётся лишиться и машины, и гаража, и овощей, и бензина, и керосина и всего остального, Там сейчас добра примерно на 3-4 миллиона по современным  ценам.

Ночью наши дома постоянно освещались осветительными минами на парашютах. Вчера днём во дворе нашли 3 мины. Опасаемся, что если такая мина попадёт на крышу и на чердак, то пожара будет трудно избежать, так как кровля в домах выполнена из дерева и шифера. Ночевали в подвале, а бабушка Оля в убежище в первом подъезде нашего дома. Стрельба идёт, но до нас разрывы пока не доходят. Слушаем враньё по российскому радио, якобы мы уже можем успокоиться. Войска передают свои функции МВД, бандформирования разгромлены, и надо думать о восстановлении народного хозяйства. На самом деле война продолжается, гибнут российские солдаты, чеченские боевики, мирные люди, как русские, так и чеченцы.

Воды осталось литров 10-12.

14.00. Мама в подвале, а я поднялся на 3-й этаж, прогреваю газом горелок плиты комнаты. За окнами канонада, пулемётные очереди. Бой идёт на развилке улиц имени Сайханова, Батумской и Левандовского, в районе центрального автовокзала. Это в 300 метрах от нас. Мины свистят над домом.

26 января. Четверг. В ночь на сегодняшний день артиллерия  русских  лупит по большим и малым домам в нашем районе. По грачёвски: «уничтожая малые группы боевиков». Сейчас 11.00. Гром пушек не прекращается с утра. Раздаются автоматные  очереди. Кто кого бьёт – непонятно. 25 числа бабушка Оля села в автобус, который предоставили чеченцы, и уехала в Автуры, с нами не посоветовавшись. Всего туда выехало 7 человек:

Калинин Сергей Васильевич,1956 г.р.;

Безрукова Галина;

Безруков Александр;

Карлина Ольга Васильевна, мама Эммы;

Козлова Берта Абрамовна, 81 год;

Соседка Лида Дорофеевна, 1930 г.р.;

Её подруга Галя.

27 января. Пятница. Первую ночь провели в бомбоубежище, так как были под непрерывным обстрелом. Примерно в 14 часов были обстреляны из тяжелых орудий из Заводского района. Кто обстреливал, не знаем. Два снаряда упали около 105 дома, а третий угодил в промежуток между окнами первого этажа и проломил дыру в 4 квадратных метра. Благо в доме никого не было. Боевиков не видим уже 2 дня, а русских вообще ещё не видели с начала войны.

Попытка выехать в Назрань сорвалась, так как не приехал «перевозчик», да и Эмма раздумала, потому что не хочет бросать свою маму в Автурах. Частник за перевозку берёт 300-400 тысяч рублей.

16 часов, пока тихо. Сидим и размышляем: Для чего разрушаются дома, уничтожаются люди разных возрастов и национальностей, причём, никакого отношения не имеющие к политике? Непонятно.

29 января 1995 г. Вчера ничего не писали, некогда было. Крупные миномёты, пытаясь  попасть в хлебозавод, попадали в дома нашего двора. Со стороны трамвайной линии в окнах повылетали все стёкла. Пришлось  завесить их одеялами. У дома № 50-А мина попала в газопровод. Через две пробоины горящий газ факелами  шурует как из скважины. Огонь вверх поднимается примерно на метров 15.

В 7.30 пошел в гараж за «буржуйкой» и керосином. До сих пор многие гаражи были разграблены, мой пока не тронули, но правая створка ворот была прострелена четырьмя пулями. Замок не вскрыт. Взяв 10 литров керосина для общего пользования в бомбоубежище, положив «буржуйку» на сани, закрыв ворота на замок, написав мелом «Извините. Мина с сюрпризом. Полковник …., 29.01.95 г.» я по грязному, бесснежному асфальту поволок свой груз домой. Я  «проехал» метров 30, и меня остановила группа боевиков, вышедших из ворот хлебозавода, спросили, что и куда я везу, вскрыли печь, посмотрели и отпустили. У трамвайной линии меня встретила Эмма, помогла доползти до дома. С помощью соседских ребят подняли печь на 3-й этаж. Пока сильно не стреляют. По состоянию на сегодняшний день обстановка в  нашем районе такова: левый берег реки Сунжа занимают российские войска, правый – дудаевцы. Мы в зоне обстрела  русских, поэтому у нас разрушены почти все здания на улицах Батумской, Левандовского, Сайханова. Стреляют и по Черноречью.

По воду ходим на площадь им. 8 марта. По нашему плану на завтра или послезавтра назначен поход, а это- подвиг.

Вчера приехали люди из Автуров. Рассказали, что наших беженцев устроили в школе. Есть газ, телевизор, тепло, мука, сахар, зарезали корову. Удивляемся, ведь это чеченцы проявили такую заботу о русских, которых они же и вывезли из-под русских снарядов и бомб.

14.00. Опять подверглись обстрелу из тяжёлых миномётов. Из убежища не выходим. Обстрел закончится, выйдем, поглядим, кому на этот раз досталось. Посмотрели: мина попала в  101 дом, никого не убили.

Сегодня слушали радио Временного  чеченского правительства из станицы Знаменской. Узнали, что представителем Федеральных органов России в Чечне назначен Николай Семёнов, бывший секретарь Грозненского горкома КПСС, его  помощники: Хаджиев, Автурханов, Беслан Гантимиров. По этому же радио узнали, что организатором пансионата в Автурах явился Лабазанов, и он же кормит людей в нём за свои деньги.

30.01.95 г. Приехал человек из Автуров. Написали записку  б. Оле, что мы живы. Пришелец рассказал, что в районе трамвайного парка боевики окружили россиян и предложили им сдаться. А по радио слышим, что морские пехотинцы выводятся из Грозного, так как они свою задачу выполнили. Идёт замена. Ждут новое «мясо». Веры в то, что через две недели городом овладеют россияне, почти нет. За два месяца войны русских воинов ещё не видели, а с дудаевцами общаемся почти ежедневно.

31 января. Вторник.

Ночь провели в бомбоубежище. Артиллерийская дуэль не прекращалась всю ночь, затихая на малые промежутки времени. Сейчас 10.30, стрельба продолжается, но снаряды сегодня пока вокруг нас не рвутся. Ночью из убежища выходить опасно. Стреляют по дверям из автоматов. Кто? Не знаем. Мародёры лазят по квартирам. К ночи в подвале скапливается более 40  человек, а утром расходятся по своим квартирам, проверить в каком они состоянии и попить чаю. Стёкол ни в одной квартире нет, холодина собачья. Единственно, что осталось от былого удобства, это небольшое количество газа на кухнях, где можно согреть чай и сварить супчик.

01 февраля. Среда. Вот уже и февраль наступил. Как и в прежнюю ночь, снова подверглись жесточайшему обстрелу из тяжелых видов оружия так, что наш 3-х этажный дом подпрыгивал как мяч, а выполнен он из кирпича толщиной в полметра, с бомбоубежищем, в котором на случай  войны была смонтирована фильтровентиляционная установка, туалет, подведена вода, канализация и предусмотрен подземный выход, на случай, если дом будет разрушен. (Здесь же оговорюсь. Дом был построен в 1957 году, когда страна готовилась к атомной войне, а к началу чеченской войны, когда планировалось «взять город за два часа одним десантным полком», всё перечисленное выше оборудование, кроме подземного хода, пришло в ветхое состояние и сидельцы умудрялись за ночь наполнить два ведра, извините, мочой, да так, что через края лилось). Три снаряда попали в дом № 46 на Дербентской улице, расположенный в 100 метрах от нашего дома. 2 снаряда разрушили половину 5-го этажа, а один попал в середину  3-го. Сейчас 11.00. Идёт редкий обстрел. Наш дом пока цел, но надежды на то, что он будет сохранён, очень мало.

Буржуйку перенесли в убежище, но не хватило труб, и меня сагитировали сходить в гараж и принести их оттуда. Пошел туда в сопровождении двух ингушей. Во дворе гаража нас встретила группа мародёров-чеченцев. Мой гараж не вскрыли, вероятно, побоялись подорваться на моей «мине». Вскрыв гараж после имитации снятия «мины» с предохранителя и забрав трубы, я закрыл его на замок, опять же проделав обратную операцию по  постановке на «заминирование», мы попытались ретироваться, но грабители не хотели нас отпускать и потребовали, чтобы я гараж не закрывал. Мои сопровождающие отказались выполнить  это требование, мотивируя это тем, что по закону гор, они не допустят насилия надо мной, и мы уйдём вместе. Напоминание бандитов о том, что мусульманам негоже защищать «неверного», никакого воздействия на моих телохранителей не оказало, и мы благополучно ушли.

Вчера пришёл один паренёк и рассказал, что он услышал, как россияне расправились со снайпером-прибалтийкой («белой колготкой»). За то, что она уничтожила 136 россиян, её обвязали гранатами и взорвали, а вторую, такую же, привязали к двум БТРам и разорвали. Одну москвичку-наёмницу поймали и, когда обнаружили на её снайперской винтовке 12 зарубок, распяли её.

02 февраля. Четверг. В ночь с 1-го на 2-е снова были обстреляны из орудий. Один снаряд попал в наш дом № 103 на уровне окон 3-го этажа прямо в кухню нашей соседки, всё там разворотив. Разделяющая стена в два кирпича сдвинулась в сторону нашей библиотеки на 5 сантиметров, навес и балконный шкаф разнесены вдребезги. Снова продырявлены газовые трубы, и мы остались без газа. Повторно  прибили на окна в спальне и библиотеке ковёр и одеяла. Утром нас выгнал из квартиры очередной обстрел. Снаряд разорвался в 5 метрах от нашего дома, повредив осколками всё, что оставалось от окон  и даже мебель и картины внутри. Мама сильно перепугалась, добежали до убежища, ей стало плохо. Сейчас, кажется, отошла немного. Сидим в постоянном страхе и ожидаем нового мощного обстрела. Зачем нас бомбят, понятия не имеем.  Впечатление такое, будто хотят уничтожить всех свидетелей этого варварства. Народ в бункере возмущён.

04 февраля. Суббота.

3-го февраля нас так долбали, что писать было некогда. Днём один снаряд разорвался прямо перед нашим подъездом. Ранили одного, ранее упоминавшегося в записках парня. Он стоял перед дверью соседнего подъезда нашего дома. В него попали осколки в шею, ухо, ногу, лоб. В убежище ему сделали перевязку, какую смогли.

Целый день ждали машину из Автуров, хотели уехать, но в районе села Пригородного колонна была обстреляна, ранено 3 человека, прорвавшийся к нам УАЗик с пробитым капотом осколками, проскочил к нам. Молодые ребята, чеченцы, обещали, что машины всё равно приедут, но мы их так и не дождались.

Принесённые мной трубы для буржуйки установили в одной из комнат убежища, но не хватило куска трубы. Ребята пошли искать какую-либо водосточную трубу. Один  взобрался на второй этаж по найденной трубе и вдруг обнаружил через окно в одной из комнат труп человека, мужчины. Предполагают, что это чеченец  и пролежал он мертвым дня три. Сегодня решили его похоронить рядом с домом. Соседи этого человека знают. Это уже четвёртый труп в нашем кутане. До этого похоронили во дворе Сизинцова Алексея, Батырова Александра и еще одного.

Водяная скважина, которой мы пользовались, обстреливается. Воды  у нас осталось 3 литра

07 февраля. Вторник.

Как ни странно, но ночь провели спокойно, без бомбёжек и обстрелов. Утром встали и бегом  побежали в соседний 103-а дом и забрали из ванны в чужой квартире последнюю воду. Теперь у нас есть 3 ведра воды. На сколько хватит, посмотрим. На площадь им. 8 марта ходить опасно, теперь она поле боя. Снайперы охотятся за всеми подряд. Сегодня, говорят, вроде россияне стоят от нас в 200 метрах, но пока русского живого воина мы не видели. Вчера трое ребят пошли посмотреть на состояние моего гаража, но были обстреляны у хлебозавода. Один убежал, а судьба двух пока не известна. Может быть, сегодня прояснится.

Сейчас 11.00. Сашу лечит после ранения медсестра Надежда Сергеевна Елоянц. Достаёт где-то бинты, лекарства и всё необходимое. Единственно, что она не может сделать, так это извлечь осколок из одной из ран.

В 14.00 произошла первая встреча с морскими пехотинцами Северного флота (из Мурманска). Их 6 человек. Предложили мужчинам выйти из убежища. Завязалась короткая беседа. Матросы сказали, что следом идёт ОМОН и что надо остерегаться, чтобы они не бросили гранату в убежище. Два БТР-60 уехали, а 4 человека пошли прочёсывать остальные жилые дома. Ребята молодые, грязные, хорошо вооружены.

08 февраля. Среда.

Вчера вечером принесли раненого в живот жителя нашего двора. Пытались его лечить, но тщетно. Сегодня в 14 часов его закопали рядом с ранее похороненными, в том же палисаднике.

Ведут себя люди в убежище по-разному. Кто пьёт, кто ругается, кто смеётся. Одного похоронили, а рядом хохот раздаётся  по другому поводу.

Сегодня появилась возможность изучить свою квартиру. Огонь был перенесён по Черноречью, и мы немного вздохнули. Поднялся в квартиру, посмотрел, увидел: в спальне разбиты две продольные балки потолка, потолочные доски сломаны, штукатурка обрушилась, видно небо и  поврежденная кровля дома. В библиотеке потолок на грани обрушения. Стёкол ни в одном окне нет. Остатки воды замёрзли. Жильё к проживанию непригодно, а на его восстановление  требуются материалы, время, деньги. Пенсии нет, зарплаты нет. Выход один: бежать. Проблема: бабка в Автурах. Уедем, а потом где её искать?

09 февраля. Четверг.

Фамилия вчера умершего: Усиков Владимир Петрович. Сегодня похоронили ещё одного - Спрядышева Валерия. Его подстрелили на автовокзале.

Сейчас ждём, когда  появятся омоновцы и войска МВД. Многие опасаются этой встречи. Пока ночуем в бомбоубежище. От сырости все простужены и кашляют. Хочу маму вывезти в Москву, чтобы полечить. С бабкой потом разберёмся. Говорят, что на площади им. 8 марта раздают гуманитарную помощь, но мы пока опасаемся туда идти. Воды, которую набрали в ванной у соседей, пока хватит на  2 -3 дня, потом придётся идти к скважине за солёной водой. Хлеба нет. Печём пышки на лестничной площадке 3-го этажа. Сварили супчик. Живём!»

На этом мои дневниковые записи закончились. 11 февраля  к нам пробрался муж моей сестры Журавлёв Анатолий Иванович. О встрече, которая произошла  в убежище, Эмма написала в своем дневнике. Преодолев много препятствий, муж моей сестры, полковник Журавлёв, наконец, добрался до штаба тыла Волгоградской дивизии, расквартировавшейся в Грозном на Консервном заводе. Зам. по тылу, выслушав рассказ о цели визита в город моего родственника, выделил ему группу солдат во главе с офицером и эта команда на двух БМП, прибыла за нами. Погрузившись в машины, преодолев передний край обороны россиян на площади им. 8 марта, мы помчались по улице Сайханова к площади Минутка, пропуская между гусеницами машин неубранные трупы. Минуя площадь, проехав через микрорайон, попали в штаб тыла. Там нас покормили и на этих же машинах привезли в аэропорт Северный. Оттуда, на транспортном самолёте, после погрузки в него убитых, раненых и командированных, посадили нас. Самолет прилетел в Моздок на военный аэродром. Нам повезло, так как оттуда улетал самолёт МЧС  на аэродром Чкаловский. Так за 12 часов, к 24 часам ночи, мы оказались в Москве. Но на этом моя эпопея не закончилась. Её я продолжу позже.

Хочется обратить внимание читателя на те повторы в описании событий, которые повторяются несколько раз. Это потому, что мне не хотелось выбрасывать ранее описанные факты из записи в дневниках и сохранить их так, как они представлены в них.

Остановившись у дочери в Одинцово, мы стали ждать вестей из Грозного о матери Эммы. Вскоре  через органы Красного Креста мы получили сообщение о том, что мать Эммы вернулась из Автуров и живёт в нашей квартире на улице им. Сайханова. Приняли решение, забрать и её в Одинцово. Поехали в Грозный я  и сын Виктор. На месте были уже 11 апреля, Я, разобравшись в обстановке, понял, что боевиков вытеснили из города. Временное Правительство переехало из Знаменского в  Грозный. После незначительного ремонта здания проектного института «Грозгипронефтехим», половину его оставили институту, а во второй разместилось Правительство. В первую очередь приняли решение о восстановлении  заводов Объединения «Грознефтеоргсинтез». Председателем Правительства работал С. Н. Хаджиев. Начал он с того, что объявил Объединение юридическим лицом, а все заводы, входящие в него, структурными единицами, лишенными финансовой самостоятельности. Годы моей работы в качестве Председателя Совета Трудового Коллектива (СТК) по превращению Производственно-Товарной конторы в Грозненский завод товарных нефтепродуктов в  (ГЗТНП), как юридическое лицо с финансовой самостоятельностью,  пошли прахом. Отправив сына с бабушкой в Одинцово, я пошел на свой завод. Придя в контору, обнаружил, что половина зданий Управления разрушены, но управленцы работают, ютясь в различных приспособленных помещениях. И интересно то, что многие оказались на своих рабочих местах. Секретарь директора проинформировала меня о том, что у нас новый руководитель, бывший директор обувной фабрики и что он теперь не директор завода, а снова Управляющий ПТК. Еще она сообщила, что тех людей, которые покинули свои рабочие места в период боев за город, Управляющий снова на работу не берёт. Я попросил секретаря доложить о моём прибытии. У входа в кабинет, разместившийся в бюро пропусков, толпилась группа чеченцев, желающих поступить в охрану. Пройдя в кабинет и зная нравы чеченцев, я доложил: «Товарищ директор. Полковник Хангельдиев, начальник проектно–конструкторского бюро завода. Представляюсь по случаю прибытия на работу». Управляющий встает из-за стола, протягивает руку и говорит: «Здравствуйте, товарищ полковник, рад. Вы извините, с вами мы поговорим позже, а сейчас можете приступать к работе. Вы же видите  – сколько людей ждёт приёма». Так я начал снова трудиться.

Первым делом пошел проведать, в каком состоянии наше ПКБ. Оно располагалось в одном километре от конторы на участке резервуарного парка. Зашёл в помещение и о, радость. Меня встретил мой заместитель Борис Александрович Романов. Обнялись, разговорились. Оказалось, что в период начала штурма города, и он приходил на работу, проверить, в каком состоянии наше ПКБ. Убедившись в том, что ничего серьёзного не пропало, он решил вернуться снова, чтобы увезти домой самое ценное: кальки, копирующие полутораметровые планшеты подземных коммуникаций трубопроводов всего Заводского района, составление которых было начато сразу после Великой Отечественной войны в 1948-м году и велось до начала этой самой чеченской войны. Через несколько дней, Борис Александрович, взяв ручную тележку, вернулся, погрузил чертежи и увёз их домой. Теперь, раз мы решили  ещё поработать некоторое время, договорились, что он кальки привезёт на место. Через некоторое время появились еще несколько наших работников, коллектив стал работоспособным, и мы начали обдумывать, с чего начать работу по восстановлению  разрушенного хозяйства завода. Обошли установки, операторные, насосные, эстакады, резервуарные парки, определились. Через пару недель я пошел к управляющему, доложил о планах ПКБ на ближайшее время и попутно напомнил о том, что он собрался со мной побеседовать. В ответ он сказал, что он всё обо мне уже узнал, удовлетворён и ему всё ясно. Я сказал: «Ваха Хамидович, а вы ведь не управляющий ПТК, а директор Грозненского завода товарных нефтепродуктов (ГЗТНП), в Управлении завода документы сгорели, а у меня в ПКБ сохранились все протоколы заседаний СТК, в которых зафиксированы все документы, подтверждающие то, что мы не ПТК, а ГЗТНП и Вы не Управляющий, а Директор. Заинтригованный таким моим заявлением, В. Х. Саидов поручил мне восстановить статус-кво завода. Собрав все документы, ранее подтвердившие решения о переименовании нашего предприятия, мне снова пришлось  походить по всем инстанциям,  причастным к изменению статуса завода. Получив соответствующие документы о том, что Правительство Чеченской Республики необоснованно вернуло нам название ПТК и что мы являемся работниками ГЗТНП и соответственно юридическим лицом с правом иметь собственный счёт в банке. Чем мы немедленно воспользовались и отрыли счёт в созданном в Грозном филиале банка «Менатеп». А счёт заводу был очень нужен, потому что на нём имелись запасы нефтепродуктов,  и мы их реализовали за деньги уже российским войскам, а не так, как чеченскому полку, бесплатно. Колонны топливозапращиков в сопровождении БТРов заезжали в парк и, в связи с отсутствием электроэнергии, заправлялись ручными насосами.

Почувствовав, что я нужен заводу и как начальник ПКБ и как председатель СТК, решил еще поработать примерно до декабря 1995 года. О чём я уведомил директора завода. Второй причиной задержки в городе, явилось то, что руководство СКЖД прислало в город бригаду ремонтников для восстановления домов, принадлежащих железнодорожникам, и эта бригада начала работу в моём доме. Не воспользоваться такой удачей было бы грешно. К зиме квартиру мою отремонтировали, но, ни электроэнергии, ни газа, ни воды, ни канализации и, главное, зарплаты не было. Закрыв квартиру, отдав ключи от неё соседям, я, уволившись 25 декабря, уехал к семье.

События августа 1996 года я наблюдал уже из Одинцово. Покинув город, связи с ним я не терял, Когда мне понадобились подтверждения  того, что в период боевых действий я находился в городе Грозном, я написал письмо соседям с просьбой, собрать  подписи других соседей, подтверждающие факт моего нахождения там и прислать этот документ мне. Мовсар и Люда мою просьбу выполнили, справку прислали, а с ней и своё письмо. Это письмо прольёт свет на то, как сложилась ситуация в городе, после моего отъезда. Итак:

«Здравствуйте,  уважаемые Владимир Георгиевич и Эмилия Германовна. Сегодня, 20 января 1997 года, получили Ваше письмо и, не откладывая в долгий ящик, пошли собирать подписи. Сколько смогли, собрали, многих уже нет, многие уехали, в основном население новое, но кто подписал, Вас помнят.

Немного о нашей жизни: о ней со стороны, наверное, виднее, ну, а что мы здесь видим, так это и холодно, и голодно, и зарплату уже 1,5 года не дают, а мы всё идём и идём на работу, всё надеясь на лучшее.

Очень страшные события мы пережили в августе, и очень страшно было, когда дали нам 48 часов для эвакуации. Мовсар остался дома, а я с сыном Женей и двумя его детьми не шли, а бежали через Химкомбинат, посёлок Кирова, затем через лес в сторону Урус-Мартана. А народу было как в фильмах о войне. Но всё прошло. Сейчас стрельба слышится изредка, зато то там зарезали, то вырезали. Еськины продали квартиру и уехали в Ставрополь, умер наш сосед Султан, убили Валю Дериглазову, что работала начальником поезда Грозный-Москва и в нашем дворе осталась одна я русская.

В городе ничего не восстанавливается, растут только частные дворцы «новых» чеченцев. Так что не скучайте. Письмо отправим завтра, нашей почте не доверим, кто-нибудь из знакомых отвезёт его за пределы Чечни.

До свидания, Мовсар и Люда».
           Вот такова была весточка из родного города.

Изменилось ли что-нибудь за девять лет после того письма? Давайте почитаем выдержку из статьи  Ирины Куксёновой «Гламур цвета хаки» в Московском Комсомольце № 78 от 12 апреля 2006 года:

«….18.30. На улице уже стемнело. Настало время ужина.

На этот раз мы заехали в простую кафешку с пластиковыми столиками. Тут нам продали из-под полы, вчетверо дороже, две бутылки палёной осетинской водки и  за 1000 рублей сомнительного качества виски «Джонни Уокер», который в Чечне  называют «Ваня пешеход». Напившись и наевшись, мои товарищи пообещали отвезти меня обратно за пределы их родины. То, что выпили, ничего страшного, уверяют «гиды».

В Чечне мало кто знаком с правилами дорожного движения.

Вот мы пересекли двойную сплошную, проехали на красный свет. Гаишник почти вежливо, и, не обращая внимания на три автомата, попросил водительские права.

– Вы, кажется, выпили? – недоверчиво посмотрел он на водителя.

– И что? – искренне удивился водитель.

– Я должен забрать у вас права.

– Какие права! – воскликнул нетрезвый водитель. – Я за них 400 баксов заплатил! Ты кто такой, чтобы их у меня забирать? А ну давай сюда!

Водитель забрал права, и мы поехали дальше.

– Мы через Ножай-Юрт не поедем, там возле лесов боевики выставляют свои посты. Можно нарваться. Безопаснее объехать.

Боевики выставляют посты? Круто. Даже мои провожатые понимают, что этой «проверки» они не выдержат. Как же тогда увиденные днём бутики, салоны, конкурсы красоты?

Вся эта видимая гламурность (привлекательность) Чечни разом меркнет – в темноте не видно другой чеченской жизни, той, которую не показывают по телевизору…»

Вытеснив формирования боевиков в горы, осев в Ханкале и аэропорту «Северный», создав в каждом районе комендатуры, а на главных направлениях блокпосты, российское командование приступило к уничтожению боевиков методом карательных операций, а те в свою очередь перешли к партизанской войне. Часть боевиков, оставшаяся в городе, днём одевала личину мирного жителя, а ночью, переодевшись и вооружившись, творила свое чёрное дело, нападая на блокпосты, отделы милиции и другие, интересующие их объекты. Методика та же, что и в «Пятидесятилетнюю» войну. Получив сведения о готовящейся операции феодалов, боевики готовят засаду, наблюдают за движением колонны противника, в выбранном месте уничтожают головную и замыкающую машины, а затем громят всё, что находится между ними. Так было, так продолжается и сейчас. А как действуют сейчас силовые структуры России? Обнаружив где-нибудь одного-двух боевиков, предположим в квартире многоэтажного дома, готовится операция с привлечением боевой техники, милиции, войск, спецподразделений, спецприспособлений, выселив всех жителей подъезда или дома, приступают к уничтожению бандитов. В итоге таких операций, как правило, одного убивают, а второй убегает, а со стороны атакующих, один-два убито, до десятка раненых, сгоревшая квартира или целый подъезд и еще много-много неприятностей. Таковы итоги «наведения конституционного порядка» в Чечне и Горном Дагестане. Складывается впечатление, как однажды выразился Черномырдин, будучи Председателем Правительства РФ: «Хотели как лучше, а получилось, как всегда».

«Пятидесятилетняя» война на Кавказе длилась с 1817 по 1864 год, это признано её официальным окончанием, а  ведь она ещё долго продолжалась. А не случится ли и в наше время, когда мы знаем начало наведения конституционного порядка в Чечне…», 1994 год. Прошло уже двенадцать лет, и кто подскажет, когда закончится эта война?
            Ельцин не Наполеон. Только Наполеон мог сказать: «Нам бы только ввязаться в бой, а там посмотрим». Наш ввязался, а расхлёбывают теперь и русские, и чеченцы, да и вообще все россияне. Современные «демокряки»,  типа Новодворской, умеют только хаять «коммуняк». А ведь «коммуняки», то есть большевики, взяв власть в  царской империи в 1917 году, не развалили её, а уже через пять лет, в 1920 году, собрав Съезд Советов, создали на добровольной основе Союз Советских Социалистических Республик (СССР), с правом выхода из него. До 1991 года что-то никто не разбегался, а как руководство России в лице Ельцина объявило о выходе из СССР, да еще и предложило это сделать другим, получили то, что имеем.